дневник кардинала Ришелье

[Арамис, аббат]

Исповедать свои чувства и мысли я могу лишь Богу. Ибо папа Урбан, коему я мог бы довериться как духовному отцу, относится ко мне..мягко скажем...недоброжелательно.

Результат перед тобой, читатель: мой дневник. Суди сам, был ли я ангелом или демоном. От вечности мне нечего скрывать.

Арман де Ришелье

АПД: Дневник дописан)

запись создана: 27.11.2006 в 19:11

Comments

[Арамис, аббат]

3 августа 1628 года.

Сегодня курьерской почтой пришло письмо от миледи. Снова требует тысячу пистолей. Перетряхнул все мантии (почему они у меня все красные, ума не приложу) и не нашел мелочи. Написал: "Ьог подаст" - не бежать же мне, в самом деле, в лавку за разменной монетой!

[Арамис, аббат]

4 августа 1628 года

Наше солнышко соизволило вызвать мое преосвященство и расспросить, как дела у ла-рошельцев...Этот великодержавный идиот до сих пор не запомнит, кто мы - гугеноты или католики. Наложил на него...увы, только епитимью.

[Арамис, аббат]

6 августа 1628 года

Миледи во Франции. Может ведь, когда хочет! Бэкингем убит. На радостях я инкогнито отправился в кабак "Красные плащи", где встретил де Варда и Жюссака, которые отмечали приблизительно то же, что и я.

Посидели замечательно. Вот только милейший Анри, по-видимому, где-то выпил еще до этого, ибо взирал на меня с таким обожанием, что делалось не по себе. Не то чтобы мальчик был мне неприятен - скорее даже наоборот...

НАОБОРОТ?! Срочно пойду умерщвлять плоть...Но чью?

[Арамис, аббат]

13 августа 1628 года.

Анри сегодня пришел ко мне и, краснея-бледнея-запинаясь, начал рассказывать что-то о своем друге, который влюблен в особу духовного звания, причем скорее всего мужеска полу.

не удержусь и запишу разговор, совестливым не читать!

Анри:

- Да, вы можете отпустить мне грехи, но я не могу вам сказать о них... они страшны...

Я (бугога):

- Друг мой, вас что-то гнетет? Вы можете расказать мне все, как рассказали бы... - кардинал помедлил, - отцу...

(какова я сволочь, а?)

Анри:

- У меня есть друг, и он влюблен. Он очень несчастлив, потому что человек, которого он... ммм... уважает... этот человек не отвечает ему взаимностью. (врет и не краснеет!)

Я (лихо завернул!):

- В чем же взаимностью - в уважении? Но если ваш друг человек достойный - а зная вас, я за это ручаюсь - почему же он не может быть уважаем другими?

Анри (упорно рассматривая стол, не пойму, что он в нем нашел?):

- В общем, его сан - понимаете, о чем я? - не дает ему возможность ответить взаимностью. Посоветуйте, как духовное лицо, что делать моему другу?

Я (аццкий сотона):

- Я отдаю себе отчет, что вы уже зрелый и мудрый человек, и читать проповеди, хоть это и моя прямая обязанность, я вам не хочу, Анри. Но...осознает ли ваш друг, на краю какой бездны он стоит? И еще. Если уж все настолько серьезно, как вы говорите, и он доведен до отчаяния - почему бы не разрубить этот Гордиев узел? Почему бы не поговорить напрямую? Хотя бы под видом исповеди. Тогда ему ничего не грозит даже в том случае, если он будет, как и следует ожидать, с негодованием отвергнут - ведь тайна исповеди ненарушима. В любом случае это лучше, чем страдать молча и лелеять надежды, возможно, бесплодные...



Ну что вам сказать? В итоге мы договорились до того, что друг Анри придет ко мне на исповедь. Может, и Анри с ним заглянет. Уж я бы его...гм...исповедовал...ежедневно...

*пошел искать плоть для умерщвления*

[Арамис, аббат]

16 августа 1628 года. Миледи привезла мне локон с головы Бэкингема. Или врет? Но не суть важно - важно, что он мертв и Ла-Рошель долго не продержится.

Подбросил локон Анне. С удовольствием слушал ее рыдания. Пробовал подыгрывать на лютне. Оказалось, Анна безбожно фальшивит. Фу! Мои кошки и то музыкальней, особенно когда просят рыбы.

[Арамис, аббат]

21 августа 1628 года.

Смотался под стены Ла-Рошели, делал ставки на то, кого из мушкетеров убьют первым. Проиграл - все остались живы. Нехорошо, но это мы исправим.

Вернулся во дворец, дописал трагедию, перечитал, прослезился, выбросил.

Скучно. Плоть умерщвлял так, что Бастилия опустела. Анри не появлялся.

[Арамис, аббат]

22 августа 1628 года.

Забрел Рошфор и, хитро ухмыляясь, сообщил, что Жюссак днем раньше уехал убиваться ап бастион Сен-Жерве. Не может быть! Мы разминулись! А вдруг он и правда убьется?

Как же все-таки противно ухмыляется Рошфор!..

[Арамис, аббат]

24 августа 1628 года.

Сидел в исповедальне. Читал корнелевские трагедии. Дочитался до мальчиков кровавых во глазах. Неплохая фраза, не удивлюсь, если лет через двести ее кто-то сплагиатит. Жаль, копирайт еще не изобрели...

[Арамис, аббат]

25 августа 1628 года.

Начинаю тревожиться. Анри все не возвращается. Нервно верчу в руках новенький представительский "Нокиа"...О чем это я? Мобильные телефоны еще не изобрели! Чувствую боговдохновенность. Пойду попророчествую.

[Арамис, аббат]

27 августа 1628 года.

Миледи во время приема вела себя безобразно. Впрочем, Рошфор тоже. Стояли передо мной и по очереди щипали де Варда за задницу, тот краснел и бледнел, но терпел стойко. Я развлекался, пытаясь выяснить, у кого же из двоих больше шансов. Апофеоз наступил, когда миледи случайно ущипнула Рошфора за руку. Мы с де Вардом катались от хохота. Король с перепугу на три дня заперся в Бастилии и пропускал к себе только по визе.

[Арамис, аббат]

28 августа 1628 года.

Сидел в исповедальне. Вошел тип в плаще и надвинутом на лицо капюшоне. Гнусавым голосом заявил, мол, он друг Анри, желает излить мне свою душу (я на всякий случай подобрал полы мантии), а сам Анри будет в Париже послезавтра вечером. Краснел он при этом так, что видно было даже сквозь капюшон - под меня, что ли, маскировался?

Исповедь получилась страстная, сумбурная и патетичная. Я так растрогался, что взял с незнакомца обещания, что он поцелует предмет своей страсти. Инфракрасное излучение из-под капюшона превысило солнечное. Облобызав мне руку, он ушел.

кстати, видимо, у них с Анри совпадают вкусы в отношении парфюмерии. Или просто один флакон туалетной воды на двоих.

[Арамис, аббат]

29 августа 1628 года.

Всю ночь не спал. Скоро я увижу Анри! Подойдя к зеркалу, увидел, что глаза у меня под цвет мантии. Нехорошо. И клыки от крови давно пора почистить. И ПОЧЕМУ Я ДО СИХ ПОР ОТРАЖАЮСЬ В ЗЕРКАЛЕ?!

Так, пора заканчивать с чтением фэнтези на ночь...

тот же день, часом позже.

Кстати, фэнтези еще тоже не изобрели...

[Арамис, аббат]

30 августа 1628 года.

Побледнел, осунулся...бедненький ты мой, до чего же страсти мирские доводят,а? *разглядывая себя в зеркало*

Ну ничего, сейчас бульончику выпьем..Нет, благодарю покорно, с госпожой д"Эгийон не хочу, хочу с курятиной...

[Арамис, аббат]

1 сентября 1628 года.

Анри свеж, бодр, болтает о том. как было весело на бастионах, как ежесекундно свистящие вокруг пули грозили пробить его истерзанное сердца...

Когда я спросил его о том, как дела у друга, Анри почему-то занервничал, сказал, мол, ничего не знает. И вообще, друг уехал рожать в поместье...эээ...в свое родовое поместье! Поссорились, что ли?

Странно. У них не только туалетная вода одна на двоих, но и голос они явно дают друг другу поносить на время. Только у друга он более гнусавый.

[Арамис, аббат]

3 сентября 1628 года.

Не спалось. Долго и пристрастно выдавливал угри...у нового камердинера. Для дезинфекции крыс из клоак под Парижем придумал туалетную воду "Л"Ореаль". Человечество обязано мне бесконечно!

[Арамис, аббат]

6 сентября 1628 года.

Пришел Рошфор, за ним миледи. Посидели, попили чаю. Миледи почему-то ругается словом "Жюссак" и просит убить д"Артаньяна. Посмотрим. У Рошфора все еще забинтована рука. Отправил обоих подлечить нервы в Бетюнский монастырь. После их ухода недосчитался двух флакончиков "Л"Ореаля".

[Арамис, аббат]

9 сентября 1628 года.

Убили миледи. Едва не прибили Рошфора. А все почему? Потому что не надо душиться кардинальским изобретением! По запаху их и обнаружили...

Поразмыслив, наградил д"Артаньяна чином лейтенанта и помирил его с Рошфором. Молодец, теперь Анри не из-за чего беспокоиться...

[Арамис, аббат]

13 сентября 1628 года.

Вот точно говорят, 13-е - несчастливое число. Анри поссорился с мушкетерами, и они истыкали его шпагами. Бедный мальчик не приходит в сознание и в бреду, говорят, зовет меня - наверное, дело плохо, хочет исповедаться. Завтра же увожу его в свой загородный дом! Нанимаю лучших врачей, и вместо платы обещаю им на выбор - казнь быструю (если Анри умрет не по их вине) и долгую и мучительную (если по их вине). А кто докажет, что не по их вине? Сэкономим-с...

Перед отъездом пошел к солнышку, наябедничал. Солнышко злорадствует, я же вижу. Ничего-ничего... Подослал Рошфора совратить королеву. Пусть себе развлекаются.

[Арамис, аббат]

20 сентября 1628 года.

Анри идет на поправку. Три дня был между жизнью и смертью, а я метался по комнате и ревновал к врачам, которым сам же и приказал даже спать с раненым на одной постели.

Я идиот.

Рошфор королеву не соблазнил - надоело. Зато совратил и распустил весь Бетюнский монастырь, где они с д"Артаньяном восстанавливали силы после долгой вражды.

Солнышко обо всем узнало и тоже поехало в Бетюн, но там его не приняли, сказали, что "этой парочки нам с избытком хватит". С горя оно поехало под Ла-Рошель, где начало совращать гугенотов сдать крепость. Фффф..Даже гугеноты и те на него не ведутся. Вот выздоровеет Анри, съезжу сам.

Мушкетеры из страха передо мной живут в Бастилии и питаются только хлебом с водой. Между тем я ничего не замышляю. Такая вот изысканная месть!

[Арамис, аббат]

23 сентября 1628 года.

Анри уже встает. Я мотаюсь в Париж, то за д"Артаньяном приглядеть, то еще чего. Еще чего никак не желает уезжать из-под Ла-Рошели. Тут ему, видите ли, нравится, да и с гугеноотами веселее, чем с женой. Анна проливает горькие слезы и подстерегает меня в темных кар..кор..идолам...як-цуп-цоп..

Живым не дамся.

[Арамис, аббат]

24 сентября 1628 года.

Если бы вы видели, как страшна ненакрашенная королева в сумраке луврских галерей!

*ушел воскрешать плоть*

[Арамис, аббат]

25 сентября 1628 года.

Воскресил. Пришлось заплатить целому борделю. Нееет, в Лувр я больше не ездец!

Пойду прогонять короля из-под Ла-Рошели, скажу, что по нему там Конвент стосковался.

О..а Конвент уже изобрели, не знаете?

[Арамис, аббат]

27 сентября 1628 года.

Наконец-то в домике. в моем маленьком, уютном..всего-то 80 комнат...

Взял отпуск, сказал, отравился миазмами дворцового фимиама. поверили, смотрели сочувственно...

Сидели с Анри на веранде, он все рвался поправить на мне плед. Я что, на самом деле так плохо выгляжу, что вызываю желание...только позаботиться?

[Арамис, аббат]

Предупреждение: Этот день будет написан в романтическом стиле. Не ждите стеба.

Посты Жюссака - бордовым

Посты Ришелье - белым



28 сентября 1628 года.

Я шел - нет, летел - в кабинет Ришелье, желая сознаться в своих чувствах. Вплоть до развенчания "друга". Потоптался на пороге, чуть не поцеловался с дверью, но все же решился (моя сила воли войдет в легенды).

Кардинал что-то писал. С любопытством заглянул через плечо и обмер: это было письмо д'Артаньяну. Любовное. На глаза навернулись слезы, и, не помня себя, я ринулся куда глаза глядят. Вбежал в первую попавшуюся комнату и упал на кровать.

Все мои подозрения подтвердились - Ришелье любит этого мушкетера. Остается только пожелать им счастья. Я перестал сдерживать слезы и разрыдался. Все равно никто меня не видит.

Завтра же пойду и утоплюсь.



Курьер привез письмо от д"Артаньяна. Слезное. Говорит, что все его покинули, друзья его презирают и что я всему виной. Я?!

Сел писать этому щенку резкий ответ. Начал, как всегда, любезно: "Милейший д"Артаньян..."

Тут подошел Анри, явно желая что-то сказать. Я повернулся к нему, его взгяд упал на лист бумаги с начатым письмом...

Словом, он почему-то убежал. В чем суть?

Пошел искать первую попавшуюся комнату, чтобы обдумать ситуацию. Вошел и увидел, что Анри лежит на кровати, рыдая в подушку.

Спросил, что случилось, внятного ответа не получил. Сел на кресло в углу - авось все прояснится.



Сквозь туман в глазах узрел красное пятно в кресле. Протер глаза и узнал кардинала. О, нет! Что он теперь подумает? Сделал вид, что ничего не происходит. Спросил нормальным тоном (хриплость не в счет, правда?):

- Чем могу быть полезен Вашему Преосвященству?



Он спросил меня, может ли он мне быть чем-то полезен!

Я откашлялся, придал своему голосу, сорванному на бастионах Сен-Жерве, как можно больше иезуитской проникновенности, и спросил:

- Анри, почему вы ушли так скоро? Вы что-то хотели мне сказать? Смелее, друг мой, я все пойму...



Я впал в ступор. И этому человеку (любовнику мушкетера) я хотел все рассказать.

- Ничего важного, Монсеньор. Извините, если отвлек от дел.



Я еле сдержался, чтобы не дать мальчишке затрещину. Черт побери, да что с ним происходит? Что за истерики?

- Анри, если причиной вашему нынешнему состоянию - мое неосторожное слово или действие, то я прошу вас простить меня, но заметьте, что я и в мыслях не держал оскорбить вас. Может, все же объяснимся? Я не хотел бы думать, что утратил право на ваше доверие.



- Разрешите говорить прямо? - дождавшись кивка кардинала, я выпалил. - Монсеньор, я видел, что вы написали в письме. "Милейший д'Артаньян". Не мое дело судить избранника церкви, но вы же меня уверяли, что душа и тело священной особы принадлежат только богу. Неужели вы лукавили?

Я горестно посмотрел в эти любимые глаза, которые предпочли мне мушкетера.



Я ошарашенно посмотрел на наглеца и вдруг фыркнул. А через несколько секунд расхохотался.

- А вам не кажется, что это обращение - всего лишь формальное выражение благоволения? Вы ни разу не начинали так письмо?

Что же касается вашего вопроса...то тут все обстоит сложнее...

Я задумчиво взглянул в сторону окна. Как же объяснить ему...как же постараться быть с ним предельно честным, чтобы не выдать себя с головой?



Черт возьми, я об этом даже не подумал. Смущенно взглянул на Ришелье. Я же его оскорбил, он мне этого не простит.

- Простите, Монсеньор, я сказал не подумав. Я не имел права сомневаться в вас. Прошу, не гневайтесь.



Я кивнул, давая понять, что не оскорбился.

Говорить с ним или нет? Все-таки..когда-то нужно. Нужно решиться. Вздохнув, я начал:

- Анри, вы никогда не лгали себе? Самому себе, утверждая, что все сие во благо? Что ваша ложь спасет другого, или мир, или... - мой голос сорвался, я перевел дух и продолжил. - И ведь вправду, подобная ложь зачастую помогает. именно там, где надо. именно тому, кому надо. Слабому, беззащитному. А тот, кто взял на себя бремя лжи...утешается тем, что цель оправдывает средства. Но ведь ложь есть ложь, сколь бы святой она ни была. И когда-нибудь она становится невыносимой. Но если бы я не лгал...

Я замолчал, но изумленный взгляд Анри дал мне понять, что сказано слишком многое. Нужно договаривать...но я не мог. И попытался выкрутиться:

- Так вот, Анри, вы мне...очень дороги. И я прошу вас - не совершайте моих ошибок. Не лгите. Даже во имя благой цели. И в особенности самому себе.

В конце концов, это тоже была правда. Хотя и не вся.



Я был так удивлен, что какое-то время молчал, собираясь с мыслями. Не все, сказанное кардиналом, дошло до моего сознания. Я, чего таить, не был силен в теологии и, более того, в философии. Однако Арман мучился, это было видно невооруженным взглядом. Что же так грызло его сердце, если он стал признаваться во лжи - он, коварнейший ум королевства? Неужели он снова поссорился с госпожой д'Эгийон? Или совершил больший грех, о котором я даже не догадываюсь?

Он просил меня не лгать? Неужели мои чувства так заметны?

- Монсеньор, я преклоняюсь перед вашей мудростью. Вы правы, а я был не прав. Даже умолчание о некоторых вещах - грешных вещах - есть ложь. Но я был уверен, что ложь эта была во благо. В пылу эгоизма я не замечал, что благо было лишь моим. Я не могу больше хранить эту тайну, она разъедает мне душу.

Я нервно смотрел на кардинала, пытаясь по лицу уловить эмоции.

- Помните наш разговор в кабаке, где я рассказывал вам про своего друга? Так вот, никакого друга не существует. Я говорил про себя.



Я вздрогнул. О Боже, только не это. Кто же...кто тот человек, о котором он говорил?

Я отказываюсь в это поверить.

До этой минуты я был уверен, что я сильнее всего. Сильнее случая - это да, усилием воли можно сломать хребет непокорной судьбе, сильнее чувства - тоже зачастую приходилось, но сильнее себя...

Я воспринимаю его как часть себя. Юную, порывистую, страдающую. Как половину души, которую я оставил за дверью в свое прошлое, которую закрыл, казалось, навсегда.

Можно ли не любить себя? Самого себя - но гораздо лучше, веселее, светлее, чем сам был в эти годы?

Стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком хрипло, я спросил:

- А тот..человек...священник...кто он?



Наивная душа, он так и не догадался. А может, промолчать? Нет, начатое нужно довести до конца. Собравшись с духом, я взглянул в его глаза, в это умное, такое любимое лицо.

- Этот человек - вы, Монсеньор.



Меня охватило ощущение, что я тону. Бесповоротно...жутко...но с радостью, по собственной воле. Нужно было что-то сказать. Что-то сделать. Но я так и остался сидеть, с кружащейся головой, с тяжестью в теле. Потом, взглянув на Анри, с трудом произнес:

- Я...должен сказать вам правду. Еще несколько недель назад я бы жестоко покарал того, кто осмелился бы высказать подобное предположение. Я слишком привык видеть вас рядом, Анри, и не догадывался, что эта привычка губительна прежде всего для меня. Но...

Я не в силах был продолжать. Пусть он сам догадается, Боже, прошу...

Нет.

- Я люблю вас, Анри.

У меня даже достало сил не отводить взгляд.



Я не мог поверить тому, что услышал. Может, мне показалось, а может, я сплю? Ущипнув себя за руку, я воззрился на Ришелье... теперь уже Армана.

- И вы молчали? - гнев начал заполнять мою душу: я так страдал, а он...

Хотя какое право я имею злиться на Армана? Ведь я вел себя не лучше.

- Простите, - вновь покаялся я (сегодня явно день покаяний).

Не зная, как выразить свою признательность словами, я подошел к Арману, опустился перед ним на колени и взял его руки в свои.

- Я не знаю, люблю ли вас. Но что это, если не любовь? Я не могу жить без вас... Арман.



Я вздохнул свободнее, он мой, он здесь, он рядом, наконец-то. И ничего не гнетет, не давит на сердце. Так давно я не был свободным.

И счастливым.

Я притянул его к себе, спрятал лицо в его волосах...этот знакомый запах...

Сердце заполонило грудную клетку, стук его отдавался в висках.

- Не уходи.

Кто это сказал - он или я?



С обожанием взглянув в глаза Армана, я прошептал:

- Не уйду. Если не прогоните.

Этот день я запомню навсегда.

[Арамис, аббат]

29 сентября 1628 года.

Слуги почему-то меня стесняются и ходят по дому с красными опухшими глазами, налетая друг на друга и роняя подносы. Ну а кто им виноват? Нечего было толкаться у замочной скважины, я бы туда кислоты не брызнул...

Конюх выглядит мрачным и чем-то озабоченным (видимо, синяком под глазом в виде подковы), а лучший жеребец во всей конюшне не позволяет к нему подойти. С чего бы это, интересно?

Анри еще спит. Калачиком...эм..русским аналогом круассана, для неосведомленных. По всей видимости, проспит до вечера, а потом у меня не будет времени писать. Так что, дорогой дневник...мерси боку и адье. Ненадолго.

[Арамис, аббат]

30 сентября 1628 года.

Анри все еще спит. Беспокоюсь.

Помер повар. Закопали по-христиански. На похоронах чувствовал, как слезы наволрачиваются на глаза. Где я еще найду такого хорошего повара?

Кстати, интересно, а отчего бы бедняга помер? Распух как-то подозрительно... Может, меня пытались отравить? В таком случае хорошо, что я давно заимел привычку - все, что подается мне, первым повар пробует...

[Арамис, аббат]

31 сентября 1628 года.

Вышел во двор. Тут же привязался ко мне какой-то молодой человек. Блондин, невысокий, с голубыми глазами, черными бровями и ресницами, и почему-то от него "Л"Ореалем" пахнет. Говорит, мол, гулял по парижской мостовой и случайно задержался у меня под окнами. Внимательно посмотрел на проселочную дорогу - может, кто-то расстарался и на 10 лье от Парижа проложил брусчатку? Оной не заметил, удивился и растерялся. Молодой человек воспользовался моей растерянностью и повис на шее, шепча в ухо что-то страшно непристойное. Таких слов даже гвардейцы не знают!

Еле вырвался. Час отмокал в ванне, и все равно Анри учуял запах чужих духов. Но скандала не устроил, только со страдающим видом выдал тираду о бренности его жизни и моем коварстве. Интересно, от кого он перенял эту манеру разговаривать?

[Арамис, аббат]

1 октября 1628 года.

Проснулся от первого звонка. О...снова дар пророчества обуревает. Начал день с того, что навел справки о молодой белокурой крестьянке, прогуливающейся под окнами спальни Анри. Говорят, не местная. Пришла и просит воды, а то так кушать хочется, что переспать не с кем. Ну это, положим, врет...вон у нас какой конюх есть!

[Арамис, аббат]

3 октября 1628 года.

В Париж, в Париж! И чтоб мои глаза не видели этого проклятого гвардейца!

После завтрака Анри...этот чертов Жюссак...куда-то отлучился, я долго ждал его на веранде, и, наконец, обеспокоившись, решил поискать. И нашел...

Сверху на нем вольготно расположилась та самая поселянка, которую я видел под окнами. Странно - от нее тоже "Л"Ореалем" пахло...

И где - В ТОЙ САМОЙ КОМНАТЕ, где этот паршивец впервые сказал мне..солгал мне, что любит!

Я в бешенстве. И не надо мне ничего объяснять! Пойду устрою заговор против короны. В ней много драгоценных камней, если заговор удастся, ее можно будет выгодно продать.

[Арамис, аббат]

4 октября 1628 года.

Весь день метался по Пале-Кардиналь, как раненый. Нет, не зверь - просто как раненый. Рошфор и де Вард, приехавшие за мной, ходят за руки по саду. Мерзость какая. Срочно надо искоренить это гнездо разврата!

Пригласил на ужин нового знакомого. Весь вечер проговорили о литературе. единственный нормальный мужчина среди всех этих извращенцев. Пора возрождать инквизицию.