Предан кардиналу телом и душой
Я хочу поделиться с вами, господа, своей несчастной историей. Не влюбляйтесь, ведь... Как там Атос говорил? А.. не важно. Итак вот мой дневник))
Для начала, как принято, я кратко расскажу о себе (ведь люди и более могущественные, чем я, начинали с семьи).
Мне 28 лет. Для холостяка слишком много, а для женатого человека слишком мало (что я сказал?). В чем причины моего... На внешность не жалуюсь: высокий, ловкий, с худым удлиненным лицом, темно-русыми волосами и черными глазами. И усы есть. Так чего же боле?
Приехал в Париж, как и многие молодые люди, в поисках славы и богатства. Слыша многое о мушкетерах, решил податься к ним, но меня не приняли из-за политических мотивов (оказалось, что отец чем-то сильно насолил покойному королю, и его лишили титула и земель). Не теряя надежды, я отправился к капитану гвардейцев кардинала с просьбой о зачислении в гвардейцы. Капитан де Кавуа объяснил мне, что гвардия кардинала - это его личная охрана, и так просто в нее попасть не получится. Для этого не нужно обладать титулом или совершать разные подвиги, главное - доказать кардиналу свою преданность, храбрость и стойкость взглядов. Через год я добился своего и вступил в гвардию. За свои заслуги добился внимания кардинала и стал вхож в его дом.
Поверьте, я искренне считаю политику Ришелье самой лучшей, а самого Ришелье - умным, хитрым и себе на уме, но заботящимся о ценных подчиненных... но о кардинале позже. Скоро я подружился с Рошфором и де Вардом.
С гордостью могу заметить, что, по словам короля, я "один из лучших фехтовальщиков Франции".
АПД. Дневник закончен)
Для начала, как принято, я кратко расскажу о себе (ведь люди и более могущественные, чем я, начинали с семьи).
Мне 28 лет. Для холостяка слишком много, а для женатого человека слишком мало (что я сказал?). В чем причины моего... На внешность не жалуюсь: высокий, ловкий, с худым удлиненным лицом, темно-русыми волосами и черными глазами. И усы есть. Так чего же боле?
Приехал в Париж, как и многие молодые люди, в поисках славы и богатства. Слыша многое о мушкетерах, решил податься к ним, но меня не приняли из-за политических мотивов (оказалось, что отец чем-то сильно насолил покойному королю, и его лишили титула и земель). Не теряя надежды, я отправился к капитану гвардейцев кардинала с просьбой о зачислении в гвардейцы. Капитан де Кавуа объяснил мне, что гвардия кардинала - это его личная охрана, и так просто в нее попасть не получится. Для этого не нужно обладать титулом или совершать разные подвиги, главное - доказать кардиналу свою преданность, храбрость и стойкость взглядов. Через год я добился своего и вступил в гвардию. За свои заслуги добился внимания кардинала и стал вхож в его дом.
Поверьте, я искренне считаю политику Ришелье самой лучшей, а самого Ришелье - умным, хитрым и себе на уме, но заботящимся о ценных подчиненных... но о кардинале позже. Скоро я подружился с Рошфором и де Вардом.
С гордостью могу заметить, что, по словам короля, я "один из лучших фехтовальщиков Франции".
АПД. Дневник закончен)
Вновь пришел де Вард, рассказал анекдот про мушкетеров. Оч. смешно. Рассказал новую шутку про кардинала. Не смешно.
Услышал печальную новость - Ришелье проводит время с д'Артаньяном.
Усы все еще жалко висят.
Искал кардинала. Не нашел. Рошфор ходит гордый, как павлин, бубнит что-то про Бетюнский монастырь и про Миледи. Я не понял. Труп исчез, и никто ничего не знает.
Прослышал от де Варда про загородный дом кардинала. Говорит, там оч. уютный садик. Хотелось бы посмотреть. Оказалось, я все это время был гостем кардинала.
Обязательно выползу в этот садик. Только уговорю кого-нибудь дотащить меня до веранды.
Какое счастье! Я наконец вышел на свежий воздух. Сижу с Арманом на веранде и балдею. Ришелье почему-то странно на меня смотрит, изучающе так, и теребит руки. Наверное, ему холодно. Заботливо поправил плед, с жалостью глядя в это еще молодое лицо с отпечатком забот. Гррр...
Как тяжело находиться рядом с ним, не смея притронуться. Как компромисс, поцеловал ему руку.
Кардинал благосклонно на меня посмотрел, наполнив сердце надеждой. Все, завтра я все ему скажу.
Посты Жюссака - бордовым
Посты Ришелье - белым
28 сентября 1628 года.
Я шел - нет, летел - в кабинет Ришелье, желая сознаться в своих чувствах. Вплоть до развенчания "друга". Потоптался на пороге, чуть не поцеловался с дверью, но все же решился (моя сила воли войдет в легенды).
Кардинал что-то писал. С любопытством заглянул через плечо и обмер: это было письмо д'Артаньяну. Любовное. На глаза навернулись слезы, и, не помня себя, я ринулся куда глаза глядят. Вбежал в первую попавшуюся комнату и упал на кровать.
Все мои подозрения подтвердились - Ришелье любит этого мушкетера. Остается только пожелать им счастья. Я перестал сдерживать слезы и разрыдался. Все равно никто меня не видит.
Завтра же пойду и утоплюсь.
Курьер привез письмо от д"Артаньяна. Слезное. Говорит, что все его покинули, друзья его презирают и что я всему виной. Я?!
Сел писать этому щенку резкий ответ. Начал, как всегда, любезно: "Милейший д"Артаньян..."
Тут подошел Анри, явно желая что-то сказать. Я повернулся к нему, его взгяд упал на лист бумаги с начатым письмом...
Словом, он почему-то убежал. В чем суть?
Пошел искать первую попавшуюся комнату, чтобы обдумать ситуацию. Вошел и увидел, что Анри лежит на кровати, рыдая в подушку.
Спросил, что случилось, внятного ответа не получил. Сел на кресло в углу - авось все прояснится.
Сквозь туман в глазах узрел красное пятно в кресле. Протер глаза и узнал кардинала. О, нет! Что он теперь подумает? Сделал вид, что ничего не происходит. Спросил нормальным тоном (хриплость не в счет, правда?):
- Чем могу быть полезен Вашему Преосвященству?
Он спросил меня, может ли он мне быть чем-то полезен!
Я откашлялся, придал своему голосу, сорванному на бастионах Сен-Жерве, как можно больше иезуитской проникновенности, и спросил:
- Анри, почему вы ушли так скоро? Вы что-то хотели мне сказать? Смелее, друг мой, я все пойму...
Я впал в ступор. И этому человеку (любовнику мушкетера) я хотел все рассказать.
- Ничего важного, Монсеньор. Извините, если отвлек от дел.
Я еле сдержался, чтобы не дать мальчишке затрещину. Черт побери, да что с ним происходит? Что за истерики?
- Анри, если причиной вашему нынешнему состоянию - мое неосторожное слово или действие, то я прошу вас простить меня, но заметьте, что я и в мыслях не держал оскорбить вас. Может, все же объяснимся? Я не хотел бы думать, что утратил право на ваше доверие.
- Разрешите говорить прямо? - дождавшись кивка кардинала, я выпалил. - Монсеньор, я видел, что вы написали в письме. "Милейший д'Артаньян". Не мое дело судить избранника церкви, но вы же меня уверяли, что душа и тело священной особы принадлежат только богу. Неужели вы лукавили?
Я горестно посмотрел в эти любимые глаза, которые предпочли мне мушкетера.
Я ошарашенно посмотрел на наглеца и вдруг фыркнул. А через несколько секунд расхохотался.
- А вам не кажется, что это обращение - всего лишь формальное выражение благоволения? Вы ни разу не начинали так письмо?
Что же касается вашего вопроса...то тут все обстоит сложнее...
Я задумчиво взглянул в сторону окна. Как же объяснить ему...как же постараться быть с ним предельно честным, чтобы не выдать себя с головой?
Черт возьми, я об этом даже не подумал. Смущенно взглянул на Ришелье. Я же его оскорбил, он мне этого не простит.
- Простите, Монсеньор, я сказал не подумав. Я не имел права сомневаться в вас. Прошу, не гневайтесь.
Я кивнул, давая понять, что не оскорбился.
Говорить с ним или нет? Все-таки..когда-то нужно. Нужно решиться. Вздохнув, я начал:
- Анри, вы никогда не лгали себе? Самому себе, утверждая, что все сие во благо? Что ваша ложь спасет другого, или мир, или... - мой голос сорвался, я перевел дух и продолжил. - И ведь вправду, подобная ложь зачастую помогает. именно там, где надо. именно тому, кому надо. Слабому, беззащитному. А тот, кто взял на себя бремя лжи...утешается тем, что цель оправдывает средства. Но ведь ложь есть ложь, сколь бы святой она ни была. И когда-нибудь она становится невыносимой. Но если бы я не лгал...
Я замолчал, но изумленный взгляд Анри дал мне понять, что сказано слишком многое. Нужно договаривать...но я не мог. И попытался выкрутиться:
- Так вот, Анри, вы мне...очень дороги. И я прошу вас - не совершайте моих ошибок. Не лгите. Даже во имя благой цели. И в особенности самому себе.
В конце концов, это тоже была правда. Хотя и не вся.
Я был так удивлен, что какое-то время молчал, собираясь с мыслями. Не все, сказанное кардиналом, дошло до моего сознания. Я, чего таить, не был силен в теологии и, более того, в философии. Однако Арман мучился, это было видно невооруженным взглядом. Что же так грызло его сердце, если он стал признаваться во лжи - он, коварнейший ум королевства? Неужели он снова поссорился с госпожой д'Эгийон? Или совершил больший грех, о котором я даже не догадываюсь?
Он просил меня не лгать? Неужели мои чувства так заметны?
- Монсеньор, я преклоняюсь перед вашей мудростью. Вы правы, а я был не прав. Даже умолчание о некоторых вещах - грешных вещах - есть ложь. Но я был уверен, что ложь эта была во благо. В пылу эгоизма я не замечал, что благо было лишь моим. Я не могу больше хранить эту тайну, она разъедает мне душу.
Я нервно смотрел на кардинала, пытаясь по лицу уловить эмоции.
- Помните наш разговор в кабаке, где я рассказывал вам про своего друга? Так вот, никакого друга не существует. Я говорил про себя.
Я вздрогнул. О Боже, только не это. Кто же...кто тот человек, о котором он говорил?
Я отказываюсь в это поверить.
До этой минуты я был уверен, что я сильнее всего. Сильнее случая - это да, усилием воли можно сломать хребет непокорной судьбе, сильнее чувства - тоже зачастую приходилось, но сильнее себя...
Я воспринимаю его как часть себя. Юную, порывистую, страдающую. Как половину души, которую я оставил за дверью в свое прошлое, которую закрыл, казалось, навсегда.
Можно ли не любить себя? Самого себя - но гораздо лучше, веселее, светлее, чем сам был в эти годы?
Стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком хрипло, я спросил:
- А тот..человек...священник...кто он?
Наивная душа, он так и не догадался. А может, промолчать? Нет, начатое нужно довести до конца. Собравшись с духом, я взглянул в его глаза, в это умное, такое любимое лицо.
- Этот человек - вы, Монсеньор.
Меня охватило ощущение, что я тону. Бесповоротно...жутко...но с радостью, по собственной воле. Нужно было что-то сказать. Что-то сделать. Но я так и остался сидеть, с кружащейся головой, с тяжестью в теле. Потом, взглянув на Анри, с трудом произнес:
- Я...должен сказать вам правду. Еще несколько недель назад я бы жестоко покарал того, кто осмелился бы высказать подобное предположение. Я слишком привык видеть вас рядом, Анри, и не догадывался, что эта привычка губительна прежде всего для меня. Но...
Я не в силах был продолжать. Пусть он сам догадается, Боже, прошу...
Нет.
- Я люблю вас, Анри.
У меня даже достало сил не отводить взгляд.
Я не мог поверить тому, что услышал. Может, мне показалось, а может, я сплю? Ущипнув себя за руку, я воззрился на Ришелье... теперь уже Армана.
- И вы молчали? - гнев начал заполнять мою душу: я так страдал, а он...
Хотя какое право я имею злиться на Армана? Ведь я вел себя не лучше.
- Простите, - вновь покаялся я (сегодня явно день покаяний).
Не зная, как выразить свою признательность словами, я подошел к Арману, опустился перед ним на колени и взял его руки в свои.
- Я не знаю, люблю ли вас. Но что это, если не любовь? Я не могу жить без вас... Арман.
Я вздохнул свободнее, он мой, он здесь, он рядом, наконец-то. И ничего не гнетет, не давит на сердце. Так давно я не был свободным.
И счастливым.
Я притянул его к себе, спрятал лицо в его волосах...этот знакомый запах...
Сердце заполонило грудную клетку, стук его отдавался в висках.
- Не уходи.
Кто это сказал - он или я?
С обожанием взглянув в глаза Армана, я прошептал:
- Не уйду. Если не прогоните.
Этот день я запомню навсегда.
Весь день проспал. По словам Армана, калачиком (русским аналогом круассана).
Что на меня нашло? Дрых, как бревно. Не знаю, спят ли бревна, но мой отец говаривал, что я сплю именно так.
В силу этих причин пропустил завтрак, обед и ужин. Даже полдник. И ланч. Может, и к лучшему, ибо на слуг Армана нашел какой-то мор. Вечером проснулся и узнал, что повар помер - мир его праху.
Стал замечать у себя ухватки Армана: либо я становлюсь святым, либо он становится... ммм... гвардейцем. Даже глаза не так сильно выпучены.
Снова приезжал Рошфор с де Вардом. То, что они зачастили меня навещать не удивительно (я знаю, они хотят посмеяться над моим горем), но почему вместе? И за руки держатся так, что они вот-вот отвалятся. Рошфор сказал что-то про бедного хилого де Варда, которому нужен свежий воздух, и утащил его в сад. А у кардинала воздух, значит, не свежий? Гррр...
Днем мне на глаза попался какой-то голубоглазый молодой человек, а вечером от Армана пахло чужими духами. Сопоставив два и два, обвинил его в измене. Моя речь произвела бы впечатление на любого отца церкви, но Арман не впечатлился.
Ни разу за день не использовал слов "черт возьми" и "каналья". Странно.
Арман настоял на раздельных спальнях. Но я продолжал ночевать в его постели. Правда Армана там почему-то не было. Грустно. Скучаю по прежним временам, когда я не был влюблен в святую каналью с таким длинным именем, что язык сломаешь, пока произнесешь.
О! Я сказал "каналья" - еще не все потеряно.
Де Вард и Рошфор совершенно не понимают моих тонких намеков и не уезжают в Париж.
- Мы можем понадобиться кардиналу... Нам здесь нравится... - вот и все оправдания этих наглецов.
Надо сказать Арману, чтобы он издал эдикт об ограничении свободы на передвижения по стране.
Только я закончил завтрак, только предался мыслям об Армане, как на меня набросилась какая-то дамочка и повисла на шее. Если бы не появился Арман, она бы меня точно задушила. И вместо того, чтобы посочувствовать, понять, погладить по головке, этот иезуит (чтоб его Св. Михаил по голове шарахнул!) начал кричать о моей лицемерной натуре. И это он читал проповеди о любви к ближнему своему. Пробормотав что-то о короне Франции, Ришелье умчался в одном ему известном направлении. Он что, решил захватить власть? Либо у кардинала мания величия, либо у меня отшибло последние мозги.
Надеюсь, второе верно.
Весь вечер шатался по дому в поисках Армана, но натыкался лишь на Рошфора и де Варда. Они начинают меня раздражать. Стоят и улыбаются, будто им здесь вареньем намазано. Так, спокойно.
Куда же делся Арман? Надеюсь, не сбежал от меня в Париж, ведь я все равно его найду.
Все-таки он сбежал в Париж. С ним исчезли де Вард и Рошфор. Простое совпадение или чей-то замысел?
Приехав в город, тут же направился в Пале-Кардиналь, но Ришелье не нашел. Мне сказали, что он ужинает с каким-то молодым человеком. Оч. грустно. Наконец этот человек показал себя в полном коварстве.
Провел вечер, гуляя под окнами кардинала. Встретил де Варда, который жаловался Рошфору об отсутствии зарплаты. Как он может думать о деньгах, когда Рошфор так на него смотрит? Зависть снедает мои внутренности...
Утром вновь прогуливался под окнами кардинала. Увидел его с каким-то хлыщом, по-хозяйски вцепившемся в рукав его мантии.
Весь день сидел в комнате и писал завещание. Кому оставить мое разбитое сердце? Ничего не придумав, порвал завещание и раздумал топиться. Вместо этого пел под окном Армана, но его черствое сердце осталось глухо к моим песням.
Прямо спросил сегодня де Варда, что у них происходит с Рошфором. Де Вард лишь моргал и глядел честными невинными глазами. Рошфор талантливо скопировал выражение лица де Варда - и когда успел нахвататься?
Постель слишком большая для меня одного.
И сегодня Арман не смягчился. Если так продолжится, королевские грядки скоро опустеют. От отчаяния стал бросать ему в окна дохлых собак - мне кажется, они отравились "Л'Ореалем". Пусть кардинал полюбуется делом рук своих. Это невыносимо. Он даже не хочет меня выслушать.
Сегодня видел привидение Миледи, так перепугался, что долго еще плевал через левое плечо и горячо молился. У меня галлюцинации - совсем плохо.
Если завтра не увижу Ришелье, точно повешусь, а все имущество вместе с сердцем отдам приюту бездомных.
Потерял всякую надеждю. Те цветы, что я пытался забросить в окно Армана, так и не долетели до цели. Оч. невовремя пошел дождь, он-то и прибивал несчастные растения к земле.
Впал в депрессию и пошел погулять в парк: там хотя бы нет счастливых Рошфора и де Варда. Наверняка сидят себе во дворце и... не хочу думать, что они там делают.
В парке совершенно никого не было - так я думал поначалу. Но тут сквозь деревья мелькнул красный плащ. Неужели?...
Установили с Анри перемирие. Он позволил мне объяснится. Теперь все зависит от того, поверил он мне или нет. Я бы такой истории точно не поверил, ну так я вообще не доверчивый.
Уезжаю под Ля-Рошель. С кардиналом. Бедные гугеноты не ведают, какие тучи сгущаются над их головами. Арман сказал, что еще пара недель и крепость падет - кушать этим еретикам нечего.
Пожелал счастья де Варду и Рошфору. На всякий случай попрощался - мало ли что. Кажется, они что-то подозревают. Странно, но до Рошфора только сегодня дошло, что нас с Арманом связывает нечто большее, чем отношения подчиненного и командира. Лучше поздно, чем никогда, правда?
Все, больше не могу писать: убегаю.
В Ля-Рошели скучно: то и дело до нас доносятся вопли голодных гугенотов, проклинающих короля и кардинала. Кардиналу-то что? Осенит себя крестом - и проклятья как и не бывало. А король далеко и ничего не слышит - его счастье.
Еще немного и я ударюсь в мистику: мне вновь привиделась Миледи. Мертвецы не к добру. Целый час стоял на коленях и горячо молился. Где-то в середине сего действа зашел Арман, говоря об ужасных гугенотах. Но когда он меня увидел, слова замерли на его губах и он так перекрестился, будто увидел привидение. Странная реакция на молитву.
Теперь я вновь ночую в его постели: сам Арман так занят, что не спит ночами и его постель всегда свободна. Бедный, мне его жалко.
Весь день Ришелье ходил с красными глазами, но в них я видел огонь и желание разрушить оплот нечестивцев. Хожу за кардиналом тенью и слежу, чтобы никто его не беспокоил и не волновал. Жаль, нельзя прогнать постоянно снующих здесь мушкетеров. С беспокойством выглядываю д'Артаньяна и компанию - пока никого нет. Не вижу де Варда и Рошфора. Даже как-то неудобно: я слишком привык к их постоянному присутствию везде, где есть Арман.
Сегодня ночью Арман снова не пришел. Я понимаю, не по своему желанию, но я уже устал ждать. Еще немного и пойду в одиночку брать Ля-Рошель. Пусть голодают, ироды! Что-то я сегодня излишне кровожаден...
Всю ночь провел рядом с кардиналом: носил ему вино, карты, пригрел его колени. По-моему, Арман был совсем не против моего присутствия. Я счастливейший человек на свете!
Арман уже привык к моим ночным бдениям и не возражает. Я для него подушка, одеяло и приятная компания в одном лице. Становлюсь похожим на кардинала: темные круги под глазами, бледное лицо и ярость в отношении гугенотов. Не пускаем перебезчиков, пусть лучше уговорят остальных сдаться.
Видел сегодня Рошфора, почему-то без де Варда. Рошфор грустно сообщил, что де Вард ранен и, возможно, при смерти. Так что ж он не бьется в истерике? Проведал де Варда.
- Я не собираюсь умирать, пока Рошфор жив, - слабо прошептал он и потерял сознание.
Он что, хочет, чтобы я убил Рошфора?
Какой-то хлыщ ходит за Арманом и просит его поговорить наедине. Арман говорит, что это шпион, а шпионы на людях не выдают государственные тайны. Обиделся. Он мне не доверяет. Позже Ришелье признался, что это не шпион, а не понятно кто, и что он доверяет мне, любит меня, что я самый лучший его гвардеец... Ммм... я его обожаю.
Эту ночь он наконец-то спал. Я точно знаю, потому что охранял его сон: всю ночь выгонял из его покоев генералов, мушкетеров, гвардейцев и бежавших гугенотов.
Завтра умру от недосыпания, но это будет завтра. Опять кто-то стучится...
карты
какие карты, Анри?
З.Ы.: что-то мы расчувствовались)
Сегодня на перекличке что-то случилось с моим лицом: глаза остекленели, челюсть начала отпадать. Я начал оседать на землю. Арман вовремя заметил мое состояние и отправил спать таким ласковым голосом, что мне захотелось остаться и послушать его еще. Но Рошфор и де Вард схватили меня с двух сторон за руки и насильно утащили с площадки.
Проспал весь день.
Утром зашел Арман и заботливо спросил, пришел ли я в себя и могу ли вновь выполнять свои обязанности. Вскочил с постели и с жаром стал уверять, что готов Ля-Рошель свернуть ради блага королевства и кардинала. В конце тирады упал в обморок.
Когда я пришел в себя, рядом сидел де Вард. Спросил его, что он здесь делает.
- Его Преосвященство велел проследить, чтобы ты никуда не сбежал.
Вау! Арман обо мне беспокоится.
- Честное слово, я никуда не уйду.
- Честное?
- Слово гвардейца.
Де Вард, успокоенный моим обещанием (наивный!) ушел, оставив меня одного. Я тут же поднялся, оделся и стал разыскивать кардинала, прячась за палатками и деревьями. Весь день не выпускал его из виду так, чтобы он меня не заметил. Только я решил вернуться в палатку, как оттуда выбегает Арман с криками, куда дели "его лучшего гвардейца". Еще немного и изошелся бы пеной.
Теперь у меня в палатке дежурит не только де Вард, но и Рошфор. Глядят друг на друга влюбленными глазами и улыбаются, как идиоты. Уже жалею, что вообще выходил из палатки. Я не выдержу их присутствия.
Все еще не выпускают. Эти канальи (мои охранники) весь день нагло целуются, совершенно не обращая на меня внимания. Уверен, они бы и не заметили, если бы я решил убежать.
Завидую. Арман не навещал.
Уже не целуются, но обмениваются такими взглядами... Чувствую себя третьим лишним. Предложил им выпустить меня на волю, толкнув речь про ценность свободы. Не выпустили. Говорят, приказ кардинала не подлежит обсуждению. Приказ есть, а где кардинал, спрашивается?
Начинаю беспокоиться.
Наконец, меня выпустили. Вокруг Армана витает какая-то странная аура страха (страха его охраны, конечно). На мои распросы Арман не реагирует - явно что-то скрывает.
Сегодня ночью вновь охранял его сон. Арман ворочался и бормотал что-то про летающие ножи. У меня начинают зарождаться подозрения. Но не будем спешить с выводами.
Допросил с пристрастием одного из гвардейцев, и тот признал, что на Ришелье было совершено покушение. Вот они летающие ножи! Теперь не оставляю Армана ни на секунду.
Ночью он бодрствовал, я бодрствовал вместе с ним, зорько глядя по сторонам. А вдруг вот этот гвардеец, вошедший с докладом, шпион? Гвардеец внезапно побледнел и выбежал. Арман попросил не пугать так его подчиненных.
На жизнь Армана вновь покушались. К счастью, я успел повалить его на землю, да так ловко, что он оказался в моих объятиях. Ай да я, ай да гвардеец: везде найду повод добраться до кардинала. А что делать? Уже много дней я не видел его... там, где хотел бы, и таким... ммм...
И что же? Это была Миледи. Ей никогда не удавались трюки с ножами. Но промахнуться по такой яркой мишени, как Арман... Право, я был лучшего мнения о ее смертоносных талантах.
В буквальном смысле унес кардинала с "поля боя", а то он порывался казнить Миледи самым зверским способом. Завтра казнит, а сегодня у меня на него планы.
Гм... Планы не удались. Я несчастнейший человек на свете.
Чуть не убил де Варда и Рошфора. Ну, не могу я больше видеть их счастливые рожи! Уверен, уж они развлекаются по полной. И почему де Вард, совсем недавно смертельно раненный, так резво прыгает вокруг Рошфора, а рядом с кардиналом прикидывается больным?
Сегодня Арман уломал короля на штурм Ля-Рошели. Я же говорил, он гений!
Вечером он спросил меня, что же делать с Миледи. Сказал, пусть казнит эту бесовку, посмевшую поднять на него руку, да еще с ножами.
- Ты слишком кровожаден, Анри, - сказал он мне на это, подписывая приказ на повешение какого-то генерала гугенотов.
Это я кровожаден? Я всего лишь мщу за попытку убить Армана.
Ходят слухи, что Ля-Рошель скоро сдастся. Как она так долго продержалась, остается тайной. Гугеноты больше не пытаются сбежать из крепости - видимо, узнали о судьбе своих менее удачливых коллег.
Мушкетеры и гвардейцы радуются окончанию войны. Приструнил гвардейцев, сказав, что война еще не окончена, и отобрал у них все запасы вина, которые обнаружил.